26-03-2013

Первое лицо губернии автор Гахов В.Д.

За более чем столетний период от момента создания Томской губернии в 1804 году до Февральской революции 1917 года ей управляли 29 губернаторов, не считая исполняющих обязанности. В те времена ни о каких губернаторских выборах и речи быть не могло. Назначение первого лица губернии было священным правом самого Государя Императора.

Написать один общий портрет под названием «лицо томского губернатора» вряд ли возможно. Слишком разные это были люди. Среди них попадались как просвещённые либералы, холившие и лелеявшие всякие прогрессивные начинания, так и отъявленные ретрограды. Губернаторов-учёных, авторов всемирно известных научных трудов, сменяли серые и тупые чинуши, приезжавшие в наши края только для того, чтобы, отсидев в мягком кресле два-три года и получив очередную «Анну на шею» или «Владимира в петлицу», отбывали на новое место службы, чаще всего поближе к Европе. Впрочем, обо всех по порядку.

Первым томским губернатором суждено было стать Василию Семёновичу Хвостову. Непрост был жизненный путь этого человека. На своём веку он повидал взлёты и падения, награды монарших особ и опалу от злого навета.

На свет Василий Хвостов появился в маленьком городке Гдове Петербургской губернии в самом конце 1754 года. Его отец — небогатый помещик — не мог обеспечить сыну ровную и накатанную дорогу к славе, чинам и наградам. Василию пришлось выбиваться наверх в основном благодаря своей энергии и способностям.

Окончив Петербургскую гимназию, Хвостов начал в семнадцать лет государеву службу в качестве секретаря знаменитого графа Григория Орлова. В 1779 году в жизни Хвостова произошёл крутой поворот. Новый начальник Колывано-Воскресенских горных заводов Борис Иванович Меллер предложил ему поехать вместе с ним в центр горного округа город Барнаул. Здесь Василий Семёнович провёл девять лет, которые считал самым счастливым временем в своей жизни. В Барнауле он начал военную службу, командуя конной ротой.

В 1782 году после учреждения Колыванского областного управления Хвостов был отправлен Меллером в столицу с донесением о выполнении этого административного преобразования. Здесь при содействии своих кураторов князей Вяземского и Омуфьева он был представлен государыне Екатерине. Хвостов императрице явно приглянулся. Она одарила его золотой табакеркой и сотней червонцев. Пробыв в Санкт-Петербурге месяц, Василий Семёнович вернулся в Барнаул, оставил военную службу и устроился на должность советника в Гражданскую палату.

По долгу службы Хвостов много путешествовал по Алтаю, познавая секреты горного дела. Попутно он собрал богатейшую коллекцию минералов, которую позднее из-за финансовых затруднений продал за круглую сумму Российской Академии наук.

В 1788 году Василий Семёнович, движимый честолюбивыми намерениями, решил круто изменить свою судьбу и перебрался в Санкт-Петербург. В 1793 году решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Из столицы он отправился в составе делегации чрезвычайного русского посла, будущего фельдмаршала М.И.Кутузова. По прибытии из Турции Хвостов вскоре оставил службу и ушёл в отставку в чине статского советника, сделав за пятнадцать лет завидную карьеру.

А вот в семейной жизни он был не так удачлив. В первый раз Хвостов женился в 1784 году на дочери своего покровителя Б.И.Меллера Марии. В браке они счастливо прожили одиннадцать лет. Супруга родила Хвостову шестерых детей, но четверо из них умерли в младенчестве. Во время седьмых родов Мария скончалась вместе с ребёнком. Погоревав, спустя три года Хвостов женился снова. Его избранницей стала Екатерина Кулюбакина, но она, к сожалению, повторила печальную судьбу своей предшественницы — умерла при родах.

С момента отставки Василий Семёнович в течение восьми лет постоянно проживал в своём имении, заботясь о его благоустройстве. Лишившись второй жены, Хвостов, видимо, желая отвлечься от печальных раздумий, покинул имение и отправился в столицу для продолжения государственной службы. Воспользовавшись протекцией своих высокопоставленных друзей, прежде всего сподвижника императора Александра I графа П.А.Строганова, Хвостов получил в 1803 году должность руководителя ещё не созданной Томской губернии. Его непосредственный начальник Генерал-губернатор И.О.Селифонтов держал в уме другого кандидата. Узнав о назначении Хвостова, при личной встрече открыто выразил своё неудовольствие по этому поводу, но ставить палки в колёса первому томскому губернатору не стал, а наоборот, дал Василию Семёновичу полный карт-бланш на назначение чиновников в губернские учреждения. На сибирскую службу Хвостов старался принять людей толковых, деятельных и честных. Многих своих подчинённых он знал ещё по барнаульскому периоду.

Свой полувековой юбилей Хвостов встретил в роли наместника царя-батюшки в огромной Томской губернии. В 1804 году новоиспечённая губерния располагалась на территории современных Томской, Новосибирской, Кемеровской областей, Алтая и всего Красноярского края. Шесть Франций или четырнадцать Англии могли свободно разместиться на такой площади.

Сразу по приезде в Томск Хвостов рьяно взялся за новое дело. В короткий срок были созданы все необходимые государственные институты: губернское правительство, прокуратура, уголовный суд и т.п. Василий Семёнович приложил руку и к открытию в 1806 году первой томской больницы. При нём в нашем городе начали появляться общественные бани. Под его постоянной опекой находился Томский приказ общественного призрения — государственная благотворительная организация, ведавшая устройством школ, больниц и различных богоугодных заведений. А вообще большую часть времени губернатору приходилось уделять скучной рутинной работе — чтению жалоб и удовлетворению прошений. Захотел какой-нибудь ссыльный поменять место своего проживания — пишет ходатайство на имя губернатора. Обидели солдатскую вдову, не дали пенсию — одна надежда на царского наместника. Ни один крупный чиновник не мог быть снят или назначен без санкции первого лица губернии.

Добросовестному губернатору до всего было дело. Уже в первый месяц своей работы он обратил внимание на отвратительное качество мяса, которым торговали на местном базаре купцы Иван Сапожков и Михаил Губинский. В результате вмешательства губернского начальника коммерсанты были примерно наказаны.

По воспоминаниям одного из современников: «Хвостов был человек тучный, степенный, рассудительный, лицо имел багровое, говорил тихо и размеренно, действовал осторожно, однако же не медленно. Если прибавить к тому, что он был самых честных правил и исполнен человеколюбия, то надо признаться, что лучших качеств для занимаемого им места требовать не можно».

Для того чтобы иметь представление о положении дел в провинции, Хвостов неоднократно совершал инспекционные поездки в самые отдалённые уголки губернии, приносившие реальную пользу. Например, его стараниями был предотвращён голод в Туруханском уезде.

 Несмотря на свой почтенный возраст, Василий Семёнович был полон благородных реформаторских порывов, суть которых он изложил министру внутренних дел при посещении в 1806 году Санкт-Петербурга. Например, Хвостов предложил открыть школы для коренных жителей, построить солеварный завод в верховьях Енисея, перенести город Нарым в более удобное место. Им была выдвинута идея об отмене сбора ясака с инородцев натурой, который давал чиновникам много возможностей для злоупотреблений, не принося при этом видимой пользы казне.

К несчастью для Хвостова, подобные здравые предложения оказались не по душе его непосредственному начальнику, Генерал-губернатору Сибири И.Б.Пестелю (отцу будущего декабриста П.И.Пестеля). Сибирский наместник, по единодушному мнению знавших его, был человеком малограмотным, крайне ограниченным и в то же время с непомерными амбициями. Его мстительность и страсть к произволу поломали карьеру и исковеркали жизнь многим, в том числе и Хвостову. Придравшись к одному незначительному упущению Хвостова, Пестель настрочил на него злобный донос, из-за которого Василию Семёновичу пришлось уйти в отставку и потом в течение почти двенадцати лет отмываться от необоснованных обвинений.

Помог Хвостову реабилитироваться следующий сибирский Генерал-губернатор М.М.Сперанский. Он тщательно вник в суть дела и нашёл, что: «Хвостов невиновен, будучи обвинён по личным неудовольствиям Генерал-губернатора; служил же он в Сибири с истинным усердием и бескорыстием, оставив о себе доброе имя и лучшие отзывы». В докладе императору Сперанский отметил, что «Хвостов, находившийся совершенно незаслуженно под судом 6 лет, достоин правосудного Его Величества на службу его воззрения и справедливого по примеру других вознаграждения». Император прислушался к мнению Сперанского. В 1822 году Хвостов был пожалован в сенаторы и получил чин тайного советника.

Уже на склоне своих дней в возрасте шестидесяти лет бывший томский губернатор женился в третий раз, на молодой красавице Дарье Николаевне Арсеньевой. Очарование её было так велико, что знаменитый русский художник О.А.Кипренский с удовольствием согласился написать совместный портрет Хвостова и его жены. Сейчас эта картина — одна из жемчужин Третьяковской галереи.

Чтобы как-то разнообразить свои дни, Хвостов на старости лет  принялся писать мемуары, в которых он подробно описал все изгибы и повороты своей нелёгкой, но чрезвычайно интересной жизни. До самого последнего момента Василий Семёнович живо интересовался тем, что происходит в далёкой, но ставшей ему родной Томской губернии. Умер он в 1832 году в возрасте 77 лет.

Преемником Хвостова стал Франц Абрамович фон Брин. Не удовлетворённый деятельностью первого томского губернатора, Пестель назначил управляющим нашей губернии своего ставленника, связанного с ним родственными узами (фон Брин был женат на родной сестре Пестеля). Новый губернатор был далеко не молод. В момент назначения ему уже перевалило за шестьдесят. Но, так же, как и Хвостов, послушной марионеткой Пестеля он не стал. Сразу вскоре после приезда фон Брина в Томск в августе 1808 года между двумя родственниками-губернаторам и произошёл конфликт, резко испортивший их взаимоотношения.

Граф Сперанский, проводивший в 1809-1812 годах в Сибири большую ревизию, характеризовал фон Брина так: «Губернатор — человек старый, слабый, но добродушный, благовоспитанный; враг Пестелю, хотя и зять его и хотя им сюда определён; но враг непримиримый по домашним сплетням и по образу мыслей... Он ведёт губернию, как только лета его преклонные и слабое здоровье позволяют».

Зла он никому не причинил, но и заметными благими делами тоже не отметился. Из значимых событий, случившихся в годы его губернаторства, стоит отметить только открытие в 1809 году первой в Томске аптеки Приказа общественного призрения. Поэтому вскоре после его перевода в августе 1810 года на должность губернатора соседней Тобольской губернии томичи о фон Брине быстро забыли. Ревизия Сперанского прошла для Франца Абрамовича благополучно, он ушёл в сенаторы и умер в почёте.

Третьим по счёту томским губернатором стал статский советник Василий Романович Марченко. Его карьере могли позавидовать многие. Из-за преждевременной смерти отца Марченко был вынужден пойти на службу необычайно рано — в возрасте 13 лет. Будучи сыном мелкого канцелярского служащего, он, казалось бы, не имел ни малейших шансов занять высокое место в чиновничьей иерархии. Однако благодаря редко встречающемуся совмещению незаурядных способностей с умением угождать начальству он стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Немаловажную роль сыграла и протекция, оказанная ему видными царскими сановниками — тайным советником Жегулиным и всемогущим графом Аракчеевым. Дистанцию огромного размера — от мелкого чиновника в департаменте Могилёвского земского суда до статского советника и начальника одной из крупнейших российских губерний — он прошёл за какие-то четырнадцать лет.

Императорский указ о снятии фон Брина и о назначении Марченко вышел 26 июля 1810 года. Спустя три месяца он прибыл в Томск. От двадцатисемилетнего губернатора многие жители губернии ожидали великих перемен на вверенной ему территории. Некоторые с надеждой, а кое-кто и с тревогой. Однако ничего подобного не произошло. Новый начальник, очевидно, предвидя временный характер своего назначения, даже не пытался изображать бурную деятельность, ограничиваясь текущей перепиской. Судя по документам, Марченко так ни разу и не удосужился покинуть Томск для инспектирования губернии, хотя это  было одной из главных должностных обязанностей губернатора. Все реформаторские затеи Хвостова были положены под сукно. Получить положительную характеристику от своего начальника Пестеля и ни в коем случае не нарваться на кляузный донос от какого-нибудь местного обывателя — вот всё, к чему стремился молодой губернатор. И это ему великолепно удалось. Пробыв в должности чуть меньше двух лет и получив очередной чин — действительного статского советника, Марченко отправился туда, куда хотел, — в столицу на тёплое место помощника статс-секретаря при Государственном Совете. И в дальнейшем его карьера всё время шла по нарастающей. Умер Марченко в возрасте пятидесяти восьми лет в должности члена Государственного Совета и в очень высоком чине действительного тайного советника. В общем, «дошёл до степеней известных». Но только для Томской губернии он ничего хорошего не сделал.

А вот следующий губернатор — Домиан Васильевич Илличевский — запомнился томичам надолго. Но, к сожалению, далеко не благовидными поступками. Родом он был из семьи священника, учился в духовной семинарии, где и познакомился с будущим российским реформатором М.М.Сперанским. Вскоре после того, как Сперанский стал ближайшим сподвижником Александра I, он подготовил императору указ о назначении Илличевского томским губернатором. По сравнению со своими предшественниками Илличевский был просто рекордсменом. Губернией он руководил целых семь лет. За этот период было построено каменное здание магистрата, открыта первая в губернии типография. В заслугу Илличевскому можно поставить его ходатайство, отправленное в 1818 году в адрес городской думы, о необходимости открытия в Томске ярмарки (осуществлённое только в 1827 году при другом губернаторе).

При Илличевском была создана единственная в Сибири масонская ложа. Об этом тайном обществе стоит сказать немного подробнее. Своим появлением она обязана прежде всего инженеру округа путей сообщения, будущему декабристу Г.С.Батенькову. Открыта ложа была 30 августа 1818 года и носила загадочное название — «Ложа «Восточного Светила на Востоке Томска». Люди, её создавшие, сделали это далеко не от скуки. Объединяла она тех, кто не мог смириться с порочной системой воровства, мздоимства и злоупотреблений, которую установили губернатор и его приспешники. Кроме Батенькова, в неё вошли много весьма влиятельных в Томске лиц во главе с вице-губернатором Н.П.Горловым. Однако снять губернатора они не могли. Илличевский и дальше занимал бы своё кресло, если бы в 1819 году на головы нечистоплотных сибирских «слуг народа» не свалилось стихийное бедствие в лице комиссии Сперанского.

То, что Сперанский увидел по приезде в Томск, он выразил в своей исторической фразе: «Томская губерния по богатству и климату могла бы быть одной из лучших губерний в России, но худое управление сделало из неё сущий вертеп разбойников. Если бы в Тобольске я отдал всех чиновников под суд... то здесь оставалось уже всех повесить. Злоупотребления вопиющие и по глупости губернатора, по жадности жены его, по строптивому корыстолюбию брата его, губернского почтмейстера, весьма худо прикрытым... Внутри, исключая Казённой палаты, всё исполнено пакостей и мерзости».

Губернатор был сразу же отстранён от должности на время работы комиссии. Кроме него, подследствие попали ещё более шестидесяти человек. Казалось бы, Илличевскому  грозит как минимум острог, а то и виселица. Но не зря про Сперанского говорили, что «старик Божий не знал чувства мести». После трёх лет работы высокая комиссия вынесла в отношении Илличевского просто смешной вердикт: снять с работы и подвергнуть ответу и рассмотрению в Сенате. Короче, выбросили щуку в реку. В Сенате с Илличевского все обвинения были, разумеется, сняты, и он до конца своих дней жил в поместье под Петербургом, радуясь тому, что так легко отделался.

В 1823 году должность томского губернатора совместили с должностью начальника Алтайского горного округа. С этого момента в течение сорока одного года руководить губернией стали люди, хорошо разбиравшиеся в металлургии и горном деле. Все они имели звание генерал-майора корпуса горных инженеров, поэтому время их губернаторства можно смело назвать «эпохой генерал-майоров».

Воры при власти — одна из бед в России. Семилетний период правления в Томской губернии «царька» Илличевского опозорил не только лично его. Сильнейший удар был нанесён по авторитету государства. Чтобы вернуть этот авторитет на должную высоту, в 1822 году было решено провести в Томской губернии основательную административную реформу. С этого момента губернаторами стали назначать начальников Алтайского горного округа.

Первым таким совместителем стал Пётр Кузьмич Фролов. В отличие от большинства своих предшественников новый губернатор был личностью яркой и незаурядной, чему в немалой степени способствовало происхождение. Дело в том, что его отец Кузьма Дмитриевич Фролов был выдающимся изобретателем своего времени, построившим первый в мире завод по обогащению руды. Последние годы своей жизни он проработал управляющим Змеиногорского рудника.

27 января 1775 года (по новому стилю) появился на свет его сын Пётр. Что такое труд, он узнал ещё в раннем детстве. Пётр Фролов поступил на работу в возрасте шести лет! Нет, его отец вовсе не был извергом. Просто от стажа в немалой степени зависело продвижение по службе. Проработав два года на сортировке руды, Пётр отправился постигать азы геологии и металлургии в Санкт-Петербургское горное училище. Гранит наук он прилежно грыз десять лет, вернувшись в 1793 году на родной завод прекрасно обученным специалистом. С этого момента начался его стремительный подъём. Фролову-младшему поручали самые ответственные задания, например, он неоднократно сопровождал обозы с серебром в Санкт-Петербург. В столице на молодого и перспективного геолога обратили внимание в самых высоких сферах, и ему был пожалован перстень с бриллиантом от Кабинета Его Величества. В круговерти дел Фролов не забывал и о личной жизни, женившись в 1802 году на дочери полковника Ивана Дерринга — Марии.

Прошло ещё четыре года, и он приступил к осуществлению самого важного проекта в своей жизни — к строительству первой в России чугунной железной дороги на конной тяге. Дело это было по тем временам абсолютно невиданное, и, чтобы получить добро на его осуществление, Фролову пришлось пробивать толстую бюрократическую стену непонимания и сомнения. Тут решающую роль сыграл напористый характер, доставшийся Петру Кузьмичу от отца. А замыслы у сибирского Стефенсона оказались прямо-таки наполеоновскими. Он задумал построить железную дорогу в 300 километров.  Но для  закостенелых российских чиновников это было уже слишком. Разрешить сделать то, чего ещё не было ни у англичан, ни у немцев? Нет, на такую смелость наши бюрократы были не способны, и Фролову дали денег только на двухкилометровую ветку между Змеиногорским рудником и Корбалихинским сереброплавильным заводом, не забывая при каждом удобном случае ставить ему палки в колёса. Тем не менее, в 1809 году она была сдана в эксплуатацию, значительно облегчив труд казённых рабочих.

В 1817 году Фролова назначили начальником Колывано-Воскресенских горных заводов. К тому времени положение дел на них было хуже некуда. Его предшественник Элерс, по отзывам ревизоров, «допустил явное небрежение к работе и виновную бездеятельность». Новый управляющий принялся за дело «засучив рукава», и результаты не замедлили сказаться. В считанные месяцы заводы вышли из кризиса и стали приносить прибыль.

В 1820 году в Барнаул — центр горного округа — приехал с грозной инспекцией граф Сперанский, до этого прогнавший с насиженных мест немало нерадивых начальников и вороватых чиновников. Для Сперанского принципиальный и неподкупный Фролов оказался буквально лучом света в тёмном царстве, одним из немногих, удостоившихся похвалы старого графа. Не случайно самым достойным кандидатом на освободившуюся должность томского губернатора стал именно Пётр Кузьмич.

Четырёхлетнее отсутствие полноценного губернского начальника сделало своё дело. Коррупция расцвела пуще прежнего. Такой человек, как Фролов, появился как нельзя кстати. Для него стало ежедневным правилом посещение заводов, рудников  и  различных заведений.

Подобные инспекции наводили страх на нечистоплотных управленцев, поэтому в их среде родилась крылатая фраза: «Не боюсь огня и меча, а боюсь Петра Кузьмича». С лодырями и бездарями губернатор был крут. Количество воров и хапуг, отданных им под суд, шло на десятки.

Так продолжалось до 1830 года, когда Фролов неожиданно ушёл в отставку со всех должностей. Об истинных причинах такого решения сейчас можно только догадываться, но злые языки поговаривали, что виной всему был не преклонный возраст Петра Кузьмича, а козни его недругов. Покинув Сибирь, он поселился в столице, где получил чин тайного советника и должность в Сенате. Несмотря на высокое общественное положение, на его смерть, последовавшую 22(10) января 1839 года, официальная печать откликнулась равнодушной заметкой в полторы строки, а все его заслуги были моментально преданы забвению.

Преемником Фролова на посту томского губернатора стал Евграф Петрович Ковалевский. В отличие от своего предшественника он реже выезжал из Томска и меньше занимался горными заводами, зато уделял гораздо больше внимания бумажной волоките. Современники характеризовали его как достаточно опытного администратора, не замеченного в крупных злоупотреблениях. Вот только бороться с коррупцией он совершенно перестал. Из крупных событий, случившихся в период его губернаторства, можно отметить только создание в 1834 году Томской епархии и духовной консистории.

В 1836 году губернатором на два года стал Николай Алексеевич Шленёв. О нём, кроме годов рождения и смерти (1777-1863 гг.) известно мало. Каких-либо общественно значимых событий в Томске в это время  отмечено не было. Отсидел пару лет человек в двух креслах одновременно, да и отбыл в столицу на должность вице-директора Санкт-Петербургского монетного двора.

Его преемником стал Фёдор Фёдорович Бегер (1790-1861 гг.). Он тоже прогубернаторствовал всего два года, но томичам запомнился больше. При Бегере была открыта Томкая губернская мужская гимназия, построен Томский тюремный замок и начал работу Томский губернский архив.

В конце 1840 года губернаторское кресло занял Степан Степанович Татаринов (1782-1846 гг.). Его срок продлился шесть лет. Мнения о нём звучали разные. Одни называли Татаринова человеком заурядным, не блиставшим особыми способностями, безынициативным по характеру. Другие считали его первоклассным горным инженером. Вероятнее, второе было ближе к истине. На подведомственных ему горных заводах всегда был порядок и приличная организация работы. На его счету было несколько ценных изобретений, облегчивших труд горных рабочих. Всё это отметил во время инспекционной поездки на управляемый Татариновым Златоустовский оружейный завод император Александр I. Он наградил Степана Степановича орденом Святой Анны II степени. После этого можно было смело ходатайствовать о переводе в столицу, но Татаринов делать это не стал. Наоборот, его направили в Восточную Сибирь, руководить Нерчинскими горными заводами. Там он задержался на десять с лишним лет.

В Томске новый губернатор не поразил людей особо выдающимся умом, но запомнился как порядочный служака, отзывчивый, доступный для простых смертных и очень набожный. Одно благое дело увековечивает память о Татаринове на века. Именно благодаря энергичным усилиям Степана Степановича в Томске началась постройка Троицкого кафедрального собора. По делам горного ведомства ему иногда приходилось по полгода задерживаться в Барнауле. Но когда он возвращался в Томск, первым делом интересовался, как обстоят дела со строительством храма. В 1842 году губернатор предложил начать всем миром сбор денег на постройку нового собора, лично пожертвовав солидную сумму в 600 рублей. На следующий год при содействии Татаринова начал работу комитет по постройке Троицкого кафедрального собора. В июне 1845 года начались строительные работы. Спустя три месяца, осмотрев постройку, Татаринов опытным взором горного инженера заметил явные нарушения в технологии строительства. Камень для основания здания был выбран мелкий и непрочный, из чего губернатор сделал вывод о том, что «если основание будет слабо, то и само здание не может уже быть прочно». Как в воду глядел. В июле 1850 года у практически оконченного храма рухнул купол. Эта катастрофа отложила завершение строительства крупнейшего томского собора на десятилетия.

Впрочем, заслуги Степана Степановича перед Томском не ограничивались лишь содействием в постройке храма. Также в период управления губернией Татариновым в Томске был открыт Общественный сибирский банк и Мариинский детский приют, закончена постройка здания присутственных мест (сейчас это СФТИ). В актив Степана Степановича можно занести помощь в организации повсеместной подписки в пользу погорельцев от пожара, случившегося в Томске в 1845 году.

В 1847 году на смену ему пришёл Павел Петрович Аносов. Его без преувеличения можно назвать самым  знаменитым из томских губернаторов. Неизвестность, причём не только в России, но и за её пределами, он получил не как администратор, а как учёный-практик, буквально совершивший революцию в металлургии.

Родился он ровно двести лет назад в семье мелкого чиновника горного ведомства. Когда сыну исполнилось десять лет, отец направил его в Петербургский горный корпус. Учился Павел блестяще, стремясь впитать в себя все премудрости геологической науки и литейного ремесла. Преподаватели, обучавшие Аносова, были уверены — этот далеко пойдёт, и оказались правы. В 1817г., закончив образование с золотой медалью, он получил распределение на златоустовские горные заводы. На них он проработал тридцать лет, пройдя за этот период все ступени служебной лестницы, вплоть до генерал-майора корпуса горных инженеров.

Всего через два года после устройства на работу Аносов написал свой первый научный труд, а в 1826 году молодой горный инженер приступил к главному делу своей жизни — к разгадыванию, казалось бы, безвозвратно утерянного секрета литья булатной стали. Десять лет каторжного труда, проб и ошибок понадобилось ему для того, чтобы практически в одиночку разгадать эту тайну. Количество сделанных им изобретений исчислялось десятками. Например, он смастерил уникальную золото-промывочную машину и стоял у истоков нового способа производства стали, названного впоследствии мартеновским, в честь братьев Мартен, запатентовавших эту технологию. В отечественной истории так, к сожалению, бывало часто. Гениальное открытие делал какой-нибудь Кулибин или Ползунов, а слава спустя десятилетия доставалась иностранцам.

В 1847 году Аносова, в то время начальника златоустовских горных заводов, направили заведовать Алтайским горным округом, а по совместительству и всей Томской губернией. При всём трудолюбии и исполнительности Татаринова дела в округе при нём шли далеко не блестяще, и Аносову пришлось немало потрудиться, чтобы вывести управление губернией и горным округом на новый уровень. Не зря говорят — талантливый человек талантлив во всём.

В Томске новый губернатор откровенно скучал. Ему, человеку, привыкшему к конкретному делу, опытам и экспериментам, бумаготворчество и крючкотворство были в тягость. Аносова выводили из себя спесивые томские чиновники с их вечными сплетнями и низкопоклонством. Больше всего Павел Петрович любил общаться с бывшим декабристом ГС. Батеньковым, жившим с 1846 года в ссылке в Томске. По воспоминаниям современников, Аносов «радушно принимал Батенькова и бывал у него запросто». Много внимания губернатор уделял улучшению жизни и быта других ссыльных, которых в Томской губернии было более пятидесяти тысяч. Понимая, что даже самый энергичный губернатор не сможет эффективно управлять такой огромной территорией, Аносов всячески способствовал развитию местного самоуправления. Несмотря на загруженность делами горного округа, он находил время для инспекции дел в провинции. В случае выявления злоупотреблений разговор с проштрафившимися был короткий — отставка, а нередко и суд. Вот такого губернатора да лет на десять. К великому сожалению, его срок закончился гораздо раньше, в 1851 году. Непогожим февральским днём на степной дороге недалеко от Омска, куда Аносов  ехал исполнять обязанности Генерал-губернатора Западной Сибири, произошёл несчастный случай. Губернаторская карета перевернулась, дверца раскрылась, и Аносов оказался в снегу, придавленный своим адьютантом и горой чемоданов. В таком положении они провели несколько часов до тех пор, пока из Омска не догадались послать людей навстречу. Губернатора спасли, но после этого он простудился и тяжело заболел. 25(13) мая 1851 года пришёл его смертный час. Внезапная кончина Аносова оставила его семью из десяти душ фактически у разбитого корыта. Павел Петрович жил исключительно трудом праведным, а посему не нажил палат каменных. Его вдове пришлось идти на поклон к замминистру финансов и вымаливать у него пенсию. Вельможный сановник смилостивился и распорядился выплачивать семье Аносова по тысяче рублей в год. Для сравнения: только за один 1848 год чистая прибыль от выплавки серебра и меди на алтайских горных заводах превысила миллион рублей. Как и в случае с Фроловым, о заслугах Аносова неблагодарные современники тут же забыли, а секрет булатной стали был вскоре вторично утрачен.

На смену Аносову в Томск приехал другой генерал-майор — Валериан Александрович Бекман. Впрочем, генеральское звание — это единственное, что у них было общего. На фоне своего предшественника Бекман выглядел абсолютной посредственностью. Прогубернаторствовал он шесть лет. Жизнь в Томске в это время текла своим чередом. Без особого его участия в городе появились ночные фонари, открылась первая вольная аптека и мещанская богадельня. По воспоминаниям знаменитого сибиряка Г.Н.Потанина, Бекман любил ездить по губернии и во время своих вояжей расспрашивал крестьян о житии-бытии. Слушая их грустные рассказы, Бекман только довольно улыбался. «Губернатор для собственного удовольствия» — так охарактеризовал его Потанин. К заслугам Бекмана, пожалуй, можно только отнести открытие первого периодического печатного органа «Томские губернские ведомости».

В 1857 году вместо бесцветного Бекмана в Томск прибыл Александр Дмитриевич Озёрский — личность гораздо более колоритная. Как и большая часть своих предшественников генерал-майоров, он получил специальное геологическое образование. В 1831 году он окончил горный кадетский корпус, и сразу же устроился на службу. С первых дней Александр Дмитриевич зарекомендовал себя исключительно трудолюбивым и исполнительным работником, за что был уже в возрасте двадцати лет отмечен орденом Станислава IV степени. В 1836 году для повышения профессионального мастерства Озёрского на два года отправили обучаться горному ремеслу в Европу. По возвращении в Россию преподавал в корпусе горных инженеров. Для приобщения русских учёных и практиков к лучшим достижениям мировой науки он перевёл с иностранных языков ряд трудов и учебников, в частности, «Аналитическую химию» знаменитого шведского учёного Берцелиуса и «Геологическое описание Европейской России и хребта Уральского» английского геолога Мурчисона.

Но почему-то наука и государева служба не всегда ладят друг с другом. С 1850 года полковник Озёрский занимался практической работой — разведкой и обустройством медных и железных месторождений в разных частях империи. О деятельном полковнике доложили императору, и он в ноябре 1857 года высочайше повелел назначить  Александра Дмитриевича томским губернатором и начальником алтайских горных заводов. В лице Озёрского губерния получила опытного, деятельного и современного администратора. В должности горного начальника он всячески поощрял молодых геологов, результатом чего стало открытие нескольких месторождений меди и железа. Конечно, как и у большинства управленцев-технарей, у него начисто отсутствовали познания в области экономики и права, но он компенсировал это порядочностью в делах и умением ладить с людьми. Будучи человеком ответственным, щепетильным и порядочным, он хотел того же и от других. Заметив какой-либо непорядок, Озёрский требовал его немедленного исправления, чем снискал к себе нелюбовь нерадивых чиновников. По воспоминаниям краеведа Константина Евтропова, «иным он казался тяжёлым, придирчивым и изыскательным. Интеллигентный класс и чиновники немножко побаивались его и держали себя настороже. Зато среди непривилегированных сословий он пользовался доверием и некоторым расположением. Вообще Озёрский оставил о себе и на Алтае, и в Томске добрую память».

В Томске Озёрский слыл большим либералом, не боялся водить дружбу с Михаилом Бакуниным — одним из крупнейших государственных преступников того времени, сосланным в Томск в 1857 году. Новый губернатор решил сделать более интересной газету «Томские губернские ведомости». Для этого он учредил в ней неофициальную часть, в которой публиковались научные, исторические,  этнографические материалы о Томской губернии. Это сразу привлекло внимание передовой томской общественности. В 1863 году в Томск пришёл телеграф. Духовная семинария и Мариинская женская гимназия своим появлением также в немалой степени обязаны Озёрскому.

В 1861 году губернатору Озёрскому пришлось заниматься очень важным делом — исполнением указа императора Александра II об отмене в России крепостного права. В Сибири крепостного права в классическом понимании не было. Фактически крепостными были не крестьяне-землепашцы, а труженики горных заводов. С семилетнего возраста горные рабочие были приписаны к конкретному заводу или руднику и обязаны на них трудиться с утра до ночи фактически без отдыха и выходных. На рудниках царила воинская дисциплина, за упущения в работе трудяги подвергались арестам на 5-7 суток и битью розгами и шпицрутенами. От невыносимых условий жизни и труда работники горных заводов сбегали небольшими группами и даже целыми партиями в сибирскую тайгу и казахские степи. Сразу после опубликования судьбоносного указа царя-освободителя в Барнауле создалась комиссия для его исполнения под руководством губернатора, работавшая в течение трёх лет.

В 1864 году Алтайский горный округ вновь приобрёл особый статус, и в Томск стали назначаться гражданские губернаторы (хотя и они могли иметь воинские звания). А сорокалетняя эпоха генерал-майоров на этом завершилась.

Виктор Гахов

опубликовано в литературно-краеведческом журнале

«Начало века»

2008г. №1, с.159-169.

---

Назад